Про наш Архангельский край столько всякой неправды да напраслины говорят, что придумал я сказать все как есть у нас.

Всю сушшую правду, что ни скажу - все правда.

Кругом все свои - земляки, соврать не дадут.

К примеру, Двина - в узком месте тридцать пять верст, а в широком - шире моря. А ездим по ней на льдинах вечных. У нас и леденики есть. Таки люди, которы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да давают в прокат, кому желательно.

Запасливы стары старухи в вечных льдинах проруби делали. Сколько годов держится прорубь!

Весной, чтобы занапрасно льдина с прорубью не таяла, ее на погребицу затаскивали - квас, пиво студили.

В стары годы девкам в придано перьвым делом - вечну льдину, вторым делом - лисью шубу, чтобы было на чем да в чем за реку в гости ездить.

Летом к нам много народа приежжат. Вот придут к леденику да торговаться учнут, чтобы дал льдину полутче, а взял по три копейки с человека, а трамвай пятнадцать копеек.

Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину - стару, иглисту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит).

Ну, приежжи от берега отъедут верст с десяток, тоже как путевы, песню заведут. Робята уж караулят (на то дельны, не первоучебны). Крепкой льдиной толконут, стара-то и сыпаться начнет. Приежжи завизжат: "Ой, тонем, ой, спасайте!"

Ну, робята сичас подъедут на крепких льдинах, обступят.

- По целковому с рыла, а то вон и медведь плывет, да и моржей напустим!

А мишки с моржами, вроде как на жалованье али на поденшшине, - свое дело знают. Уж и плывут. Ну, приежжи с перепугу платят по целковому. Впредь не торгуйся.

А мы сами-то хорошей канпанией наймем льдину, сначала пешней попробуем, сколько ей годов узнам, коли больше ста - и не возьмем. Коли сотни нет - значит молода и гожа. Парус для скорости поставим. А от солнца зонтики растопырым да вертим кругом, чтобы не загореть. У нас летом солнце-то не закатыватся: ему на одном-то месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу. В сутки разов пятьдесят обернется, а коли погода хороша да поветерь, то и семьдесят. Ну, коли дожь да мокресть, дак отдыхат, стоит.

А на том берегу всяка благодать: всяческо благорастворение. Морошка растет большушшими кустами, крупна, ягоды по фунту и боле, и всяка друга ягода.

Семга да треска сами ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в бочки ложатся. Рыбаки только бочки порозны к берегу подкатывают да днишша заколачивают. А котора рыба побойче - выторопится да в пирог завернется. Семга да палтасина ловче всех рыб в пирог заворачиваются. Хозяйки только маслом смазывают да в печку подсаживают.

Белы медведи молоком торгуют (приучены). Белы медвежата семечками да папиросами промышляют. И птички всяки чирикают: полярны совы, чайки, гаги, гагарки, гуси, лебеди, северны орлы, пингвины.

Пингвины у нас хоша не водятся, но приежжают на заработки - с шарманкой ходят да с бубном. А новы облизьяной одеваются, всяки штуки представляют, им и не пристало одеваться облизьяной, - ноги коротки. Ну, да мы не привередливы, нам хошь и не всамоделишна облизьяна, лишь бы смешно было.

А в большой празник да возьмутся пингвины с белыми медведями хороводы водить, да ишшо вприсядку пустятся, ну, до уморения. А моржи да тюлени с нерпами у берега в воды хлюпают да поуркивают - музыку делают по своей веры.

А робята поймают кита, али двух, привяжут к берегу и заставят для прохлаждения воздуха воду столбом пушшать.

А бурым медведям ход настрого запрешшен.

По зажилью столбы понаставлены и надписи на них: "Бурым медведям ходу нет". Раз вез мужик муки мешок: это было вверху, выше Лявли. Вот мужик и оборонил мешок в лесу.

Медведь нашел, в муке вывалялся весь и стал на манер белого. Сташшил лодку да приехал в город: его водой да поветерью несло, он рулем ворочал. До рынка доехал, на льдину пересел. Думал сначала промышлять семечками да квасом, аль кислыми штями, а потом, думат, разживется и самогоном торговать начнет. Да его узнали. Что смеху-то было! В воды выкупали! Мокрехонек, фыркат, а его с хохотом да с песнями робята за город погнали.

За Уймой медведь заплакал. Ну, у нас народ добрый: дали ему вязку калачей, сахару полпуда да велели в празники за шаньгами приходить.

[Степан Писахов "Сказки Писахова" (Книга вторая)
ОГИЗ, Архангельск, 1940]